Материалы   /  Главная

«СИБЛАГ» на Чуйском

08.01.2011

Шипилов В.Н.

"К 80-летию Чуйского тракта. Очерки."

Очерки о Чуйском тракте написаны В.Н. Шипиловым на основе архивных материалов и воспоминаниях современников тех событий.

"Наука, культура, образование." 2002 г, №10

Конечно, читателя сейчас не удивишь теми историческими фактами, о которых рассказывается в этой публикации. Темные страницы истории нашей страны в последние годы высветились светом гласности. Но так уж устроен человек - ближе и понятней становится то, что происходило именно на той земле, где живешь, где твои корни, где жили твои предки, наконец.

К слову сказать, даже в небольшом коллективе редакции, по крайней мере, у четверых работников, родственники старшего поколения были репрессированы именно в те годы, о которых идет речь в этом очерке.

Поэтому для наших земляков, думается, будет небезынтересно узнать, какими страшными жертвами прежде добивалось обустройство тех мест.

Строительство нового направления Чуйского тракта неоднократно начиналось и приостанавливалось. Штурмовщина помогала только на время…

Стали раздаваться речи о вредительстве, волоките, о необходимости привлечения виновников к суровой ответственности.

Так, председатель Западно-Сибирской краевой Рабоче-Крестьянской Инспекции Папарде писал в 1932 году: «Сибкрай РКИ просит рассмотреть причины совершенно недопустимой, граничащей с вредительством волокиты о строительстве правобережного варианта Чуйского тракта и привлечь виновных к суровой ответственности, обязать «Главдортранс» закончить изыскания, строительство тракта и моста через реку Бию в срок».

Вскоре после получения этого письма в Москве начальника строительства тракта Н.К. Мартинсона «мило расспрашивали» работники ОГПУ, в ведение которых было передано и все строительство Чуйского тракта.

Словно грибы после дождя, вдоль тракта на расстоянии 15-20 километров друг от друга стали строить «командировки», как тогда называли небольшие лагеря, рассчитанные на 300-400 заключенных.

К осени 1932 года главной рабочей силой на новом направлении Чуйского тракта стали заключенные 7-го отделения Сибирских лагерей («Сиблага»). Основной рабочей силой стали раскулаченные сибирские крестьяне.

По воспоминаниям Ивана Ивановича Козлова, командированного в ту пору московской конторой «Союзтранс» для работы водителем на строящемся Чуйском тракте, всем говорили, что эти заключенные были собраны на Хитровском рынке в Москве и высланы на Алтай для «трудового перевоспитания»…

- Я сам, живя в Москве долгие годы, неоднократно бывал на «Хитровке», видел, сколько там было миру, - вспоминал Иван Иванович, - но столько, сколько их тогда было на Чуйском тракте, там никогда не набрать: было их там многие тысячи. Чтоб столько набрать, надо было бы сотни «хитровок» собрать… А в районе Мыюты, на берегу Семы, где сейчас ферма стоит, был единственный на всем тракте женский лагерь…

- Неужели женщины тракт строили? – недоверчиво спрашиваю я.

- Строили, да еще как строили… Бывало, едешь по тракту, а их целую колонну конвоируют по обочине к месту работы охранники с собаками… Да, собаки у них были специально натренированные на человека, поэтому про побеги или про что такое не было слышно никогда, а если кто бросался в бега, то его не ловили и не стреляли даже, а спустят собак – и конец…

Когда строительство-то закончилось, то они не знали, куда этих собак девать: стрелять – жалко, а собаки здоровые, овчарки все больше… Вот я и возьми одну, а она один раз сорвалась с цепи и чуть меня самого не загрызла…

Да, брат ты мой, было делов-то… Едешь, бывало, мимо них, притормозишь и потихоньку, потихоньку, а останавливаться нам строго-настрого запрещалось…

Вот едешь это, смотришь, а они все бабы молодые, красивые, им бы только мужиков да рожать, а они тут работают. Честно сказать, то я таких-то на «Хитровке» за всю свою без малого десятилетнюю жизнь в Москве никогда не видывал: уж больно среди них красивые были женщины…

Слушая неторопливый рязанский говор Ивана Ивановича, я невольно припомнил и свой разговор в ночном «Икарусе» с незнакомым мужчиной:

- Много полегло народу-то тут: старики говаривали, что на каждый километр гробов по двенадцать-пятнадцать будет.

А про инженера, что Ининский мост построил, старики говорили, будто бы он был политзаключенный, но за строительство этого моста восемнадцатилетний срок заключения скостили до трех лет…

Я знал, что Ининский мост строили по проекту студента-дипломника МАДИ Цаплина, что он не был заключенным «Сиблага», но в ночном «Икарусе» речь шла о другом: о мифах, рожденных и живущих доныне в глубинах памяти народной и по-своему отражающих мнение и понимание самим народом того, что с ним произошло…

Через Мыюту проезжали поздней зимней ночью: сквозь морозные узоры на оконном стекле «Икаруса» бледным пятном святила полная луна…

- Да, вот тут, у самого берега, - продолжал свой рассказ незнакомец, - стояла женская «командировка». Сейчас на этом месте ферма, а на другом берегу, в Поповском логу, еще первопоселенцы, перебравшиеся в эти места с Вятки, срубили церковь Николе-угоднику. Служил в ней поп-расстрига и пьяница. И кто его знает, не молились ли молодые арестантки, глядя на Поповский лог и чернеющие там развалины церкви…

Да, много горя и слез унесла маленькая речка Сема, но неужели умерла навечно под коровьим пометом память оборвавшихся здесь некогда жизней?!

Откуда-то издалека, от темного морозного неба, от круглолицей, как те красавицы-арестантки, луны, приходят спокойные слова исповеди Ивана Ивановича Козлова: «Сильно работали эти женщины – бывало, в рейс поехал – они в одном месте дорогу долбят: кирка, лопата, лом да тачка – вот и вся механизация у них была, а назад дня через три-четыре едешь – они уже от того места метров на триста-четыреста ушли: сильно работали…»

«Командировки» были обнесены высоким глухим забором, внутри которого находились три-четыре больших барака и один добротный дом, в котором проживала охрана. По углам «командировки» располагались четыре наблюдательные вышки, на которых постоянно дежурила вооруженная охрана.

С наступлением зимы заключенных бросали на борьбу со снежными заносами, чтобы восстановить автоперевозки от Бийска до Кош-Агача, начатые еще в зиму 1930 года. Десять-двенадцать тысяч заключенных не только пробивали дорогу в многометровых снежных заносах, но и вели лесоповал вдоль всей трассы Чуйского тракта.

В те годы не только «командировки», но и вся страна превращалась в большой полувоенный лагерь: везде назначались ответственные, начальники, которые наказывали работников за малейшую провинность. Правда, пока за неявку на работу «увольняли как дезертира труда», но особо злостных «лентяев» отдавали под суд.

Нарушались элементарные человеческие права: без отметки о причине простоя не выплачивалась заработная плата, из которой, кроме того, любой администратор мог удержать в пятикратном размере стоимость случайно сломанной части автомобиля, стоимость «раскулаченной» части…

Для водителей вводились самые жесткие правила работы: на погрузку и выгрузку автомобиля давалось двадцать минут.

А что говорить про заключенных, которые работали с утра и до ночи, умирая от голода и холода, здесь же, на тракте. Чтобы не мешали ходу работ, их и хоронили, сваливая друг на друга, в ближайшем к месту работ карьере.

Шел 1933 год. Страшный, небывалый геноцид свирепствовал по всей стране, а на вершине Семинского перевала было закончено строительство очередной «командировки», и возобновились работы по строительству нового направления тракта через перевал. Работами по строительству тракта руководил Николай Витальевич Вишневский – старший брат знаменитого «драматурга революции», а его «правой рукой» был начальник 7-го отделения «Сиблага» Волков.

Немалую роль в организации соревнования на всем тракте, в том числе и среди заключенных и «командировок» «Сиблага», играл созданный в июне 1933 года политотдел Чуйского тракта, первым начальником которого был назначен Александр Иванович Кокорин, расстрелянный в 1938 году.

Выступая в конце сентября 1934 года на заседании центрального штаба, Н.В. Вишневский доложил об открытии третьего участка тракта по бомам, об установке первых на тракте дорожных знаков и необходимости переброски всей имеющейся техники на Семинский перевал…

Более трехсот заключенных «Сиблага» зимой 1933-34 годов строили в районе бийского парома понтонный мост через реку Бию. 2 ноября 1933 года заключенные «ударными темпами» закончили строительство моста через реку Ишу. Открытие моста через Бию приурочено к моменту пребывания на тракте начальника центрального управления дорожным строительством Серебрякова, первого секретаря Ойротского обкома ВКП(б) Хабарова и председателя объединения «Совмонгтувторг» Гордона.

Этой же комиссией была разрешена помощь заключенных «Сиблага» на постройке подъездов от города Ойрот-Туры (Горно-Алтайска) и от совхоза ВЦИК «Чемал» к Чуйскому тракту. В тот год ожидался приезд на Алтай М.И. Калинина, и к его приезду дороги должны были быть закончены.

Для всех Калинин был тогда почти божеством, и разве что только его бывшая жена Екатерина Ивановна, сосланная в Чемал в 1929 году, понимала, что если человек стерпел арест или физическую расправу над братом, женой, отцом, другом, то он уже не личность, не тот человек, который скажет, а тем более что-то сделает против своего хозяина в Кремле…

В приказе, написанном в Кош-Агаче 13 октября 1933 года начальник Цудортранса Серебряков писал: «… Также отмечаю особо хорошую работу Н-ских командировок Сиблага ОГПУ, систематически перевыполняющих нормы; приказ начальника СШД № 6 тов. Вишневского по договоренности с начальником отделения Сиблага ОГПУ, премировать указанные командировки и начальников командировок.

Выражаю твердую уверенность в том, что намеченная мною увеличенная программа по покрытию и прочим объектам строительства будет выполнена успешно, и строительство тракта в 1934 году будет завершено полностью».

Это писал муж писательницы Галины Серебряковой, понимавший, что за его приказом об увеличении программы последует «штурм», и возрастет и без того высокая смертность среди заключенных. Той осенью по алтайским селам прошла волна арестов на «врагов народа», в числе которых оказался и Макар Леонтьевич Шукшин.

Чтобы подхлестнуть работы, управление строительством Чуйского тракта принимает специально сделанный вызов Чувашской республики и обязуется к открытию XVII партийного съезда не только выполнить строительную программу 1933 года полностью, но и произвести все подготовительные работы к следующему сезону, а параллельно с этим вызывает на соревнование заключенных «Сиблага», строивших в тот год Тункинский тракт, под видом вызова на соревнование по дорожному строительству Ойротией (Бурят-Монгольской АССР).

Тогда, в годы сплошной коллективизации, в Забайкалье создалась взрывоопасная обстановка: по всему Забайкалью против казачества велась самая настоящая война, которой в своих интересах планировала воспользоваться Япония, готовившаяся к вторжению на территорию СССР.

Вот почему так форсировали строительство стратегически важных дорог: Тункинского, Чуйского, Усинского трактов.

Начальник 7-го отделения «Сиблага» Волков, возглавлявший работу всех «командировок» по Чуйскому тракту, писал в ту пору: «ОГПУ, проводя на практике исправительно-трудовую политику партии, системой исправительно-трудовых лагерей участвует в создании таких материальных ценностей, как Беломоро-Балтийский канал, Байкало-Амурская железная дорога, Свирстрой, канал Москва-Волга, канал Волга-Дон, Чуйский тракт и другие.

Противоположно медленному умиранию заключенных в тюрьмах буржуазных стран или их хищнической капиталистической эксплуатации в СССР труд, лишенный свободы, является основным методом исправления в минимальный срок любого правонарушителя до возврата его обратно в общество в качестве сознательного труженика великого социалистического отечества…

Мы же перенесем образцы четкой чекистской работы на Беломорстрое на наш Чуйский тракт и ударной работой обеспечим полное выполнение программы строительства 1934 года».

Образцы четкой чекистской работы были перенесены на строительство Чуйского тракта: в феврале 1934 года заключенными начаты работы на строительстве моста через реку Бию. Забивка свай тяжелыми копрами производилась вручную круглосуточно! Одновременно на берегу большая группа заключенных строила плашкоуты.

На бомах Кор-кечу и Яломан объем скальных работ, проведенных заключенными вручную, с начала 1934 года превысил 100 тысяч кубометров, а объем кладки подпорных стенок – 24 тысячи кубометров.

Все стремились сделать образцово-показательно, поэтому и была создана образцовая эксплуатационная служба тракта с целью превратить Чуйский тракт в образцовую автомагистраль Советского Союза. От «командировки» до «командировки» по тракту курсировал свой - чекистский передвижной агитационный клуб, но кинофильмы, привезенные им, смотрели только командование и лагерная охрана Н-ских «командировок», премированных за хорошую работу их заключенных!

Приказом того же Серебрякова на июль 1934 года был назначен и проведен автопробег по маршруту Бийск - Кош-Агач – Бийск.

12 июня 1934 года было открыто движение по крупнейшему в СССР наплавному понтонному мосту через реку Бию: Чуйский тракт получил прямой выход к железной дороге. В этом достижении – каторжный труд заключенных, но не им достались почести трудовой победы. Были награждены начальник строительства Вишневский (премия - 1000 рублей, велосипед и Почетная грамота), начальник 7-го отделения «Сиблага» Волков (Почетная грамота «За организацию трудовой дисциплины среди работников «Сиблага»), начальник строительства моста П. Соловьев (велосипед и премия - 500 рублей).

Начальники отдавали рапорты: «Мост готов!», а его строители гнили либо в земле, либо на нарах, далеко от торжеств и красочного славословия, где не принимались и не зачитывались приветственные телеграммы Эйхе, Грядинскому, а чуть позже – Сталину, Кагановичу, Серебрякову…

…В тот год, когда заключенные «Сиблага» строили Чуйский тракт через Сростки, Васе Шукшину было пять лет, но всю жизнь, опаленная ранним сиротством и безотцовщиной душа его помнила о погибших «на образцовых чекистских стройках». Помнила она и другое: «Бабку Омельяниху я помнил: добрая была старуха. Мы с ними соседи были, нашу ограду и их огород разделял плетень. Один раз она зовет меня из-за плетня:

- Иди-ка суда-то!

Я подошел.

- Ваша курица нанесла – вишь, скольки! – Показывает в подоле с десяток

яиц. – Вишь, подрыла лазок под плетнем и несется тут. На-ка. С пяток матри (матери) отдай, а пяток – бабка оглянулась кругом и тихо досказала, – этим отнеси, на сашу (на шоссе).

На шоссе (на тракте) работали тогда заключенные, и нас, ребятишек, к ним подпускали. Мы носили им яйца, молоко в бутылках... Какой-нибудь, в куртке в этой, тут же выпьет молоко из горлышка, оботрет горлышко рукавом, накажет:

- Отдай матери, скажи: «Дяденька велел спасибо сказать…»

Сколько Егоров Прокудиных увидел пятилетний пацан в тот год на «образцовом тракте Советского Союза»?! Сколько горя, сколько мук мученических прошло и кануло в вечность в вечной памяти его великого сердца, чтобы через годы и годы писал и видел он «какого-нибудь, в куртке этой»?!

Не потому ли в сценарии к первому своему фильму «Живет такой парень» он о Пашке Колокольникове, рожденном на Чуйском тракте в 1937 году, и ему подобных шоферах скажет: «… А зимой, бывает, заметет Семинский перевал – по шесть, по восемь часов бьются на семи километрах, прокладывая дорогу себе и тем, кто следом поедет. Пять метров разгребают лопатами снег, пять – едут, снова пять – разгребают, пять – едут… В одних рубахах пластаются, матерят долю шоферскую, и красота вокруг не красота. Одно спасение – хороший мотор.

И любят же они свои моторы, как души свои любят. Во всяком случае, разговоров, хвастовства и раздумий у них больше о моторе, чем о душе.

Я же, как сумею, хочу рассказать, какие у них хорошие, надежные души.

Такой суровый и такой рабочий тракт не мог не продиктовать людям свои законы. Законы эти просты:

«Помоги товарищу в беде.

Не ловчи за счет другого.

Не торопись – делай.

Помяни добрым словом хорошего человека»…

Помянем добрым словом и мы тех, кто пал жертвой беззакония. Помянем отца Васи Шукшина и его самого, чтобы никогда более не появились «Сиблаги» на нашей земле.